Полина Грундмане — родом из России, но уже давно живет в Швеции вместе со своей семьей. Будучи психологом, в мирное время она занималась частной практикой, но после начала войны в Украине запустила группу помощи Without Prejudice. В рамках этого проекта она объединила русскоязычных психологов из разных стран, которые помогают людям осознать новую реальность и пережить непростые времена. Полина и ее коллеги поддерживают тех, кто был вынужден уехать из России, кто давно живет за ее пределами, а также для тех, кому пришлось остаться в стране.

После просьбы вспомнить про самого тяжелого пациента, Полина пожимает плечами и говорит — «да они все тяжелые, люди в ужасном эмоциональном состоянии». Затем некоторое время думает и все же рассказывает историю одной женщины.

«Ей вот вот рожать, а у нее никого, нет второй половины. Первые несколько групп она приходила и только плакала. Мы собирались перевести ее на личную терапию, но она сказала, что хочет, чтобы ее слышали».

До войны у этой женщины было все — хорошая профессия, стабильный доход, а главное уверенность, что она справится.

«Но наступило 24 февраля, ее лишили работы. Она оказалась один на один со всеми бедами. Ей сложно представить, как рожать в стране, которая отняла у нее все. И эта женщина стала злиться на своего будущего ребенка».

По словам Полины, это хоть и иррациональная, но объяснимая злость. Женщина не может уехать, не может найти новую работу, потому что беременна. Фактически этот не родившийся ребенок стал для нее препятствием.

«Но мы все разрулили, нам удалось направить эту злость в другое русло. Девочки из группы очень поддерживали эту пациентку, даже приезжали к ней в гости».

Полина признается: ей нравится, что многие ее пациенты общаются за рамками терапии. Некоторые помогают друг другу с работой, с переездом.

«Так люди узнают, что они не одни, что есть еще много тех, кто думает также как и они».

С начала войны Полина и ее коллеги по проекту помогли уже более 500 таким пациентам. Несложно представить, сколько тяжелых историй им довелось услышать за это время.

«Мы постоянно видим столько боли, столько отчаяния, семьи рушатся на глазах. Из-за этого многим психологам теперь самим нужны психологи».

Главная задача — поддержка

С тех пор как идет война, Полина не занимается ничем другим. Она постоянно с пациентами, либо в качестве терапевта, либо как организатор онлайн-встреч. Поэтому переключаться на что-то другое просто нет времени.

«После 24-февраля мне начали писать мои знакомые и друзья, говорили, нам так плохо, мы вообще не понимаем, что происходит. Многие находились в шоке, в состоянии полной прострации. Они не могли выехать, не могли решить, что делать. Были и такие, кто все же уехал, но все равно не понимал, как быть дальше».

Очевидно, что многие нуждались в помощи профессионалов. Полина начала смотреть, а есть ли такая поддержка для русскоязычных людей, в том числе для тех, кто из России. Попадались отдельные терапевты, но какого-то сообщества с четким пониманием происходящего не было. Тогда Полина решила взять все в свои руки.

«Я написала другу Глебу Мишуре, который со мной учился, и сказала ему, давай что-то сделаем. В итоге мы создали канал, выразили в нем свое негативное отношение к войне и написали чем и как можем помочь людям».

Так появился проект Without Prejudice.

Пострадавших консультируют эксперты из разных стран

Полина состояла в сообществе русскоязычных терапевтов со всего мира и кинула среди них клич.

«Так мы быстро собрали внушительный пул преимущественно из американских специалистов и тех, кто переехал в Европу лет 5-10 назад. Они и стали основной нашего проекта».

Сначала пациентов было мало. Иногда психологи выходили на группы всего с одним человеком. Разговаривали, помогали. Потом людей стало прибавляться.

«Мы практически сразу написали в Ковчег («Антивоенный комитет России Ковчег»). Сказали, что можем взять часть психологической работы на себя. Потому что они не справлялись. Как мне показалось, у них был не очень правильно организован процесс передачи информации через волонтеров. То есть люди там просили о психологической помощи, но она не доходила. В общем, они согласились сотрудничать, и благодаря этому мы получили какую-то часть людей. Так у нас начали собираться группы».

Сейчас в проекте работает около 30 человек — это официальный пул. Есть и те, кто работает в России. Эти люди занимаются личной кризисной терапией, работают один на один и принимают пациентов только по персональной заявке.

Психологи работают и с украинцами, и с россиянами

«Конечно, мы всегда хотели помогать и людям из Украины. Поначалу в проект обращалось много украинцев. Они звонили из убежищ, из эвакуации, но со временем им стало сложнее принимать помощь от русских».

Когда стали понятны масштабы трагедии, и начало появляться больше новостей о зверствах российских военных, украинских пациентов практически не осталось.

«Мне звонили и спрашивали, ты русская? И когда я отвечала да, то они отказывались говорить. В самом начале войны у нас еще получалось работать с украинцами, но потом стало сложнее. Это можно понять. Даже некоторые наши терапевты, которые давно уехали из России и освоились в Европе, первое время меня спрашивали, Полин, кому ты вообще в России собираешься помогать?».

Тем не менее Without Prejudice работает со всеми, кто говорит на русском.

«Нужно отличать сумасшедших с буквой Z на лбу от тех, кто банально не понимает, что происходит. Это даже не про сомневающихся, а про людей в травме. Это как работа с жертвами секты. Невозможно помогать людям из секты, не вытащив их из секты. Невозможно помогать жертве домашнего насилия, которая живет рядом с насильником».

Проект хотел бы вести диалог с украинской стороной. Маленькими шагами двигаться к тому, чтобы начать говорить. Даже с эмоциями, даже с обвинениями. При этом пока Полина не может ответить, реально ли это вообще.

«Некоторые украинцы все равно появляются на наших онлайн-встречах. Бывает такое, что всю группу они молчат, а потом говорят, что просто пришли убедиться, что остались еще нормальные россияне».

Люди приходят, потому что могут высказаться

Полину удивляет, что по большей части люди хотят посещать именно группы и говорить на людях. Очень мало тех, кому нужна частная помощь. Для этих пациентов у проекта есть отдельный пул со специалистами из России. Про них ничего не сказано на сайте, так как это может навредить их безопасности.

Психологи придумывают разные форматы помощи. Есть например формат диалога, где участники группы сами выбирают тему для беседы.

«Нам казалось мы будем работать с травмой и депрессиями, но мы чаще мы работаем с тем, что люди просто говорят».

Полина добавляет, что это хоть и не совсем психологическая помощь в чистом виде, но важная часть терапии.

«У многих родственники поддерживают войну, друзья тоже. Людям страшно вообще говорить о том, что происходит. Они идут на работу и вынуждены молчать. Отправляются отдохнуть, но вынуждены молчать. Даже дома многие не могут открыто обсуждать свои взгляды. Вдруг ребенок услышит, повторит это в школе, и потом к ним придут из полиции».

По словам Полины, особо тяжело справляться с ситуациями, если на стороне войны родственники пациента. Когда человек окружен теми, кто оправдывает насилие. Одно дело если они дальние, другое дело, если это, скажем, муж.

«Если вы живете вместе и у вас общие дети, то как быть? Один супруг хочет выехать, потому что не может жить в этих обстоятельствах, а другой говорит: нет нет нет. Детей я не отдам, я за войну и мы останемся тут. А его супруга единственная в семье понимает, что происходит, и она живет среди этого. Более того, муж еще заставляет их общего ребенка носить букву Z».

Первый месяц психологи сталкивались с темой вины

«В самом начале люди приходили и 70% просто плакали. Даже не могли говорить. Включили камеру и плачут. Сейчас полегче, сейчас плачут реже».

Большой наплыв людей был после истории с Бучей. Тогда у проекта ощутимо прибавилось пациентов.

«Они не могли понять, как такое вообще возможно. Многие отождествляли себя с солдатами. Не могли ментально отделиться не только от государства, но даже от тех военных, которые пытали и убивали людей».

Сейчас у проекта большой запрос на помощь в эмиграции. Это тоже травматичный опыт, ведь речь о вынужденном переезде, к которому многие не готовы.

Для таких людей работают специальные группы - группа уехавших; группа для тех, кто только собираются эмигрировать и группа для решивших остаться. Для русских, которым стыдно говорить о своем происхождении и общаться на родном языке, также действует отдельная группа помощи.

«Еще у нас была специальная ветка для родителей, которые понимают, что на будущем их детей в России поставлен крест. Они не знают, могут ли бороться и как. Им же все запретили. Уехать тоже далеко не всегда получается. 140 млн не переедет и у многих нет такой возможности. Даже если они и хотят».

В проекте считают, что пока это только начало

Полина говорит, что на сегодняшний день главная задача специалистов объяснить пациентам, что все происходящее — только начало. Многие наивно верят, что все вот вот закончится и станет как раньше.

«Но мы то знаем, что лучше в ближайшее время не будет. Мы не говорим, что будет плохо. Таких прогнозов и без нас достаточно. Мы говорим, что мы должны находить какие-то решения в этой тяжелой ситуации, которые помогут нам продержаться. Это также одна из наших основных задач».

Сейчас проект пробует помогать ОВД-Инфо и другим правозащитникам из РФ. Психологи делают группу для людей, которые выходят с пикетами, на которых завели уголовные дела. С начала июня Without Prejudice также отвечает за психологическую помощь в рамках проекта Ильи Красильщика «Служба Поддержки».

Полина намерена продолжать развивать Without Prejudice, даже несмотря на то, что сотни пациентов, которым помогли психологи, не готовы отправлять донаты.

«Я начинала этот проект как благотворительный и так и буду продолжать. Донаты — дело добровольное. Люди не платят, но это ничего, главное для меня продолжать оказывать им помощь».